THE TSUKANOV ART COLLECTION

 
 

Икона - Икра

ХУДОЖНИК:Косолапов Александр
ГОД:2005
РАЗМЕР:142,1 х 119,3 (152,5 х 129,5 с рамой)
ТЕХНИКА:Струйная печать на холсте

О КАРТИНЕ:

Андрей Ерофеев
 
«Икона-икра» Александра Косолапова.
Искусствоведческое эссе в жанре мемуаров.
 
 
Трудно совмещать профессию куратора и искусствоведа. Суета по сбору и выставочной обработке произведений, подготовке экспозиции, дизайна выставки, оформлению экспонатов не способствуют сосредоточению на текстах. Я каждый вечер откладывал написание статьи, но, наконец, пришлось взяться за ручку. Вывел первые слова: «советский поп-арт». В нерешительности задумался «советский или все-таки русский? Мы же не говорим про Ханса Бельмера – фашистский художник, хотя он работал в нацистской Германии». Значит, пусть будет русский.
«Русский поп-арт рубежа 1960-70- х годов, хотя и возник под влиянием журнальных статей о новейшем искусстве США, заметно отличался от американских образцов. Это отличие было заложено в характере повседневных предметов и масс-культурных знаков, которыми оперировал русский художник. В СССР, как известно, практически не было реклам. Их заменяли пропагандистские лозунги и призывы, которыми была перенасыщена городская среда. Советский человек, хотел он того или нет, сотни раз на дню сталкивался с изображениями Ленина. Не удивительно, что именно Ленин у советских поп-артистов занял место «Кэмбел супа». Изобилие, которое сулил текст «коммунистического манифеста», скрыто присутствовало в жизни советской номенклатуры. Во всех прочих сферах российской жизни царил тотальный дефицит. Люди коротали жизнь со скудным набором архаических вещей. Поэтому российский художник поп-арта Александр Косолапов, который был, наверное, самым рьяным ревнителем этого стиля, создавал копии и макеты не каких-нибудь модных новинок, не ширпотреба из супермаркета, а «вечных», без изменений переходящих из поколения в поколение базовых предметов – щеколд, дверных ручек, замков, мясорубок.
В 1991 году советская власть кончилась. Идеологическая агитация сменилась коммерческой рекламой. Пустые полки магазинов наполнились западными товарами. Но характер взаимоотношений власти и общества не претерпел заметных трансформаций. Зато он перестал лицемерно скрываться. Теперь социальное неравенство превратилось в этическую и эстетическую норму. Необузданная товарная роскошь стала знаком социальной элитарности. Эта демонстративная иерархичность российского общества, закрепленная в особенностях национального потребления и характера товаров, является сюжетом произведения Александра Косолапова «Икона-икра».
Отправной точкой концепции этой работы служат известные размышления Энди Уорхола по поводу органичной демократичности американского типа потребления. Президент и нищий,- говорил Уорхол, - оба любят и пьют «Кока-колу» из одинаковых бутылок и абсолютно идентичного качества. Равенство потребления, лишенное каких-либо форм эксклюзивности, является залогом политической демократии. На основе этих рассуждений Уорхол создал ряд картин с бесконечными рядами знаменитых «приталенных» бутылок. Более того – эти мысли подвигли его обратиться к технике шелкографии. Она допускала бесконечное тиражирование произведения с минимальной вариабельностью, которые, в силу своего количества, имели весьма скромную цену и, в то же время были столь репрезентативным для своего времени, что немедленно оказывались в экспозициях музеев.
Строю уорхоловских бутылок Косолапов мысленно противопоставил столь же знаковый и всемирно известный, как американская «Кока-кола», российский национальный продукт – черную икру. Элитный продукт предполагает эксклюзивную упаковку. Это, кстати, по мнению маркетологов, является особенностью российского рынка. Дорогие вещи без соответствующей их статусу упаковки в России покупаются плохо. Косолапов подбирает для черной икры самую редкую и индивидуальную упаковку – оклад и киот.
Известно, что оба эти элемента церковной утвари не являются частью святого образа, а служат лишь его одеждой, укрывающей от копоти свечей, испарений и прочих воздействий внешней среды. Термин «икона» не вводился Косолаповым специально. Работа по-началу вообще не имела названия. Оно сложилось как-то самопроизвольно в выставочной практике как удобная форма описательного наименования.
Сходство с иконой в этом названии заменилось уподоблением. Но раз роковое слово «икона» было произнесено, принято автором и закреплено на этикетке, то на исходную поп-артистскую интерпретацию работы постепенно стали наслаиваться пленочки новых трактовок, которые, естественно, бессмысленно теперь отвергать и которые заметно обогатили восприятие произведения. Так, было высказано мнение, что это - икона современного общества, то есть сакральный образ цивилизации потребления, возносящей предметы плотского удовольствия превыше всего. Также, возникло толкование, якобы здесь дан пародийный образ Русской Православной Церкви, чье руководство погрязло в китчевой роскоши, нажитой всем известными коммерческими манипуляциями…». На этой фразе я остановился и решил ее вычеркнуть. «Зачем дразнить гусей?, - как говорили у нас в Третьяковке.
Но, пожалуй, самое эзотерическое толкование, которое мне довелось услышать, представляло Косолапова создателем сектанской иконы культа биологической самки, порождающей яйцовую массу проматерии жизни.
Первый вариант работы представлял собой цветной принт на глянцевой фотобумаге, который был изготовлен Косолаповым по моей просьбе для выставки «Новые иконы». Я задумал и провел эту международную выставку, где встретились свидетельства и образы всевозможных новых и традиционных культов, в рамках 3-ей Биеннале современного искусства в Черногории. По выбору президента этой Биеннале наследного принца Николая Петровича-Ньегоша я был назначен главным куратором этого фестиваля, проходившего в бывшей столице Черногории, городе Цетинье летом 1997 года.
Принт Косолапова являлся малой частью проекта под названием «Икорный интерьер», эскиз которого художник датировал тогда 1996 годом. На эскизе Косолапов нарисовал просторное помещение, в котором пол был орнаментирован рядами сильно увеличенных изображений крышек от икорных банок с надписью CAVIAR, две боковые стены была заклеены обоями с россыпью черно-серых икринок, а на центральной, окрашенной в густой темно-красный цвет стене висели три одинаковые «иконы». В дальнейшем Косолапову удалось реализовать всю инсталляцию в Миннеаполисе в музее Вайсмана в 1998-99 гг.
А черногорский принт после окончания выставки достался мне для коллекции современного искусства, которая формировалась в музее-заповеднике «Царицыно». В 2001 году вместе с большей частью этой коллекции он вошел в основное собрание Государственной Третьяковской галереи. Для управления коллекцией был тогда же создан отдел «новейших течений», который я имел радость возглавлять. В качестве долгосрочной программы действий мы задумали серию выставок, посвященных главным стилистическим тенденциям отечественного искусства. На 2005 год была запланирована выставка «Русский поп-арт» Мы ее развернули в самых просторных залах (№60-61) музейного здания на Крымском валу.
Готовя выставку, я, конечно, вспомнил об инсталляции «Икорный интерьер» и о самой «иконе-икре». Был изготовлен огромный пластиковый занавес с рядами красных крышек CAVIAR, который мы повесили на главную, обращенную к входу 25-ти метровую стену. А напротив на отдельной стенке разместили новый, специально изготовленный Косолаповым к выставке вариант «иконы». Он был в три раза больше исходного варианта. «Икона» была напечатана на холсте, пройдена лессировками и покрыта матовым лаком. В отличие от простого знакового черногорского принта этот картинный вариант работы производил огромное впечатление на посетителей и сразу был отмечен прессой как шедевр и «гвоздь» выставки. Не удивительно, что именно изображением «иконы» были проиллюстрированы в широкой прессе почти все рецензии на выставку.
Выставка в главном зале ГТГ – мероприятие особой важности. Концепция и список экспонатов проходят неоднократный строгий осмотр и отбор. В ходе подготовки несколько работ были вычеркнуты из списка. На монтаже и буквально в последние часы перед вернисажем заместитель директора по науке Ирина Лебедева и главный хранитель Татьяна Городкова несколько раз обошли готовую экспозицию и изъяли из нее несколько на их взгляд спорных или могущих вызвать нарекания публики работ. Указывали пальцем и повторяли их любимое выражение: «Этого не будет. И не надейтесь!». Так, мы вернули в запасник несколько произведений Сокова, Кабакова, Рогинского, Нилина. Но эти еще скромные проявления самоцензуры совершенно не коснулись «Икона-икры». Около картины я закрепил обстоятельный комментарий, который Лебедева самолично отредактировала. Вошел директор Родионов. По министерской привычке больше обращал внимания на пол, чем на экспонаты.
- Почему пятна, грязь, что за бумажка в углу!? А это что такое?
- наш ответ Уорхолу, у него тем гамбургеры, у нас икра. Здорово, правда?
- Чёрти што придумают. Ладно, пошли, открываем.
 
Спустя неделю после вернисажа секретариат директора переслал мне ксерокс коллективного письма. Оно было адресовано Родионову и подписано пятидесятью подписями прихожан церкви Николы Заяицкого что на Москворецкой набережной. В письме говорилось, что экспонат «Икона-икра» является кощунственным надругательством над православной церковью, верой и святынями. Если он не будет немедленно снят с экспозиции, верующие предпримут действия насильственного характера. Поскольку около каждой подписи был указан контактный телефон, я обзвонил всех подписантов. Пенсионеры, больные, дворники, гастарбайтеры. Никто в ГТГ на выставке, конечно, не был. На вопрос как узнали об «Иконе-икре» единогласно сообщили: «Батюшка рассказал. Выставили, мол, в Третьяковке настоящую икону Богородицы и всю измазали икрой».
Настоятель храма отец Дмитрий Смирнов, сочинивший это письмо и зачитавший его с амвона, выставку «Русский поп-арт» тоже не видел. Но он получил в юности искусствоведческое образование и не мог не понимать, что дезинформирует свою паству. Именно с этого эпизода ведет отсчет политика РПЦ по диффамации современного искусства, которую я называю намерено недобросовестной интерпретацией, направленной на разжигание вражды и на стравливание светской и конфессиональной культур.
Директор устно распорядился работу снять. Я просил письменный приказ. Мне грубо велели приступить к исполнению. В зале никого не было. Я толстым фломастером обвел на стене периметр произведения. Получилась черная рамка вокруг пустого гвоздика с висящей рядом этикеткой-экспликацией. В таком виде это первое свидетельство наступающей православной цензуры просуществовало до закрытия выставки.
Об этом эпизоде я вспомнил в феврале 2007 года в разгар монтажа в ГТГ следующей «эпохальной» выставки, посвященной течению «Соц-арт».
Охранники позвали меня вниз. Около кафе ждал худой высокий человек, несколько напоминающий скульптуру Джакометти.
Мягкое рукопожатие: «Самодуров, директор выставочного центра имени Андрея Сахарова». В Москве тогда готовилось открытие Второй биеннале современного искусства. Моя выставка «Соц-арт – политическое искусство в России» входила в программу этого фестиваля. А Сахаровский центр не был приглашен к участию. Но его директору хотелось хотя бы неофициально приобщиться к событию, ибо в отличие от своих коллег-правозащитников Юрий Вадимович испытывал большую тягу к современному искусству. Я поначалу ответил отказом, но потом сообразил, что тема для выставки все-таки имеется. Наверху Лебедева и Городкова продолжали убирать в запасник произведения, выставленные в залах к развеске. Унесли Сысоева, работы которого я с таким трудом добыл и привез из Берлина. Шли дебаты вокруг «Эры милосердия (целующихся милиционеров)» группы «Синие носы». «Вешайте, но даже не надейтесь! - выкрикивала Лебедева, - Увидите, директор все равно заставит снять». У нас собралась приличная кучка отвергнутого. Я вспомнил про «Икону-икра» и другие снятые работы с «Русского поп-арта». Вспомнилось также, что в последние месяцы участились случаи снятия работ руками администрации других залов и музеев. Слово «цензура» вновь замелькало в разговорах коллег.
 Позвонил Самодурову. Он немедленно согласился. 3 марта 2007 года мы с ним открыли выставку «Запретное искусство-2006». Одним из главных ее экспонатов была «Икона –икра».